Bruce Dickinson выбалтывает Classic Rock секреты из жизни рокеров

В то утро Брюс Дикинсон выглядел и впрямь непрезентабельно. Он слонялся по коридорам Sanctuary Records в тенниске и шортах. Знаменитая растительность покрывала, казалось, каждый миллиметр его тела, напоминая о нежеланном прозвище «Шимпанзе». И все же, несмотря на столь часто упоминаемые особенности его жизненного пути – привилегированную частную школу, лицензию пилота, книги серии Iffy Boatrace, наглость и мальчишество – сегодняшний Брюс Дикинсон стал более сдержанным и вдумчивым человеком.

Когда мы пили чай в буфете для персонала, кто-то поставил его последний сольный альбом Chemical Wedding. «И кому захочется это слушать? — спросил он, напряженно оглядывая разодетых молодых людей, благодаря которым механизм империи исправно работает. — Им наплевать на то, что публике сие может и не понравиться. Слушай, это же настоящий Кремль. Сам знаешь, у стен есть уши. Похоже, он действительно был смущен».

Сольная карьера Дикинсона – это всего лишь пять студийных релизов, но каждый из них обозначил некий внутренний переворот, и поэтому у каждого есть свои достоинства и недостатки. Теперь, когда готовится к выходу сборник хитов Best Of… (на двух CD, не иначе) и Брюс вновь стал фронтменом неутомимых Iron Maiden, он готов к размышлениям.

Вы как-то сказали, что Ваша сольная карьера – это очень приятная случайность. Но бытовало мнение, что Вы начали работать сольно, после того как Iron Maiden дописали Вашу песню Bring Your Daughter To The Slaughter без Вас.

Нет. Честно говоря, я участвовал в доработке этой песни. Я реально смотрел на вещи: «Если песня станет «мэйденовской», ее услышит гораздо больше народу, чем если я включу ее в свой сольный альбом».

Изначально речь шла лишь об одном треке. Я как-то зависал в пабе вместе с Янником Герсом (Jannick Gers). Он был немного расстроен. Он собирался распродать по дешевке все свои вещи и вообще все бросить. Мой менеджер Род Смоллвуд сообщил, что Zomba (музыкальное издательство) хотят что-нибудь записать для какой-то части «Кошмара на улице Вязов». Я подумал: «Что ж, замечательно, аванс пойдет Яннику» и сказал ему: «На этой неделе ничего не продавай. Мы будем делать песню».

И я попробовал что-нибудь сочинить. У моего приятеля Мартина Коннелли есть маленькая дешевая гитара. Я стал наигрывать эти три аккорда (имитирует игру на гитаре), и тогда он убежал в сортир. Когда он вышел оттуда, я сказал ему: «Это безумие – Bring your daughter to the slaughter… Это сумасшествие. Звучит достаточно бредово, и потому сработает, так ведь?»

Мы с Янником порепетировали и записали эту вещь с Крисом Цангарайдесом. Издательство было в восторге. Я был чертовски рад, что она так всем понравилась. Они сказали: «У тебя есть еще что-нибудь такое? Мы тут только что построили новую студию».

Я вернулся к Яну и сказал: «Мы пишем альбом». И мы написали его у него дома в Хаунслоу.

Отвлечемся от счастливых случайностей. Каково Вам было находиться в рамках Maiden? Не искали ли Вы отдушину для самовыражения?

Может быть, и так. Но это не тот случай. За исключением Born In 58, в том альбоме не было ничего особенно глубокого.

Думаю, я был спровоцирован средствами массовой информации. Меня изумила их реакция: как это я так безрассудно осмелился заниматься чем-то вне Iron Maiden? Я был ошеломлен: оказывается, писать музыку – это преступление. Да ведь у каждого есть это чертово право на самовыражение! Я никому не пытался бросить вызов. Я был раздосадован.

Я вернулся в Maiden. Меня забавляло то, как люди почесывали затылки со словами: «Слушай, он работает над новым альбомом Maiden, и Янник теперь тоже в группе». Думаю, если кто-нибудь и пытался сделать нечто более глубокое, так это Эдриан Смит, а не я.

Сам альбом получился очень удачным и разошелся полумиллионным тиражом. Этому способствовала тогдашняя мощь Maiden. И в Штатах мы заключили контракт с фантастическим лейблом Sony.

Как отразился успех Вашего сольного альбома на Ваших отношениях с Iron Maiden?

Да никак. У группы никогда не возникало проблем с людьми, которые занимаются тем, чем хотят.

Прибавил ли Вам сольный альбом уверенности в себе?

Он был коммерчески успешным. Мы неплохо повеселились. Но какая-то часть меня сразу же устремляется дальше… Как там поется у Garbage? «I’m Only Happy When It Rains» – есть во мне что-то такое. Я могу ненадолго присесть, погреться в лучах славы, а потом снова примусь за дело. И Tattooed Millionaire вовсе не утолил моей страстной жажды. Это был просто рок-н-ролльный диск. Мы работали над альбомом клубной металлической группы. Все верно, такими и были 80-е. Motley Crue тоже были клубной командой.

Когда я вернулся в Maiden, мы записали пару альбомов, и я почувствовал, что вне группы было что-то такое, чего мне недостает. Я не знал, чего именно, но легче мне от этого не становилось. Второй альбом я начал писать так же, как и первый. Я прошел две трети пути и понял, что крайне разочарован и глубоко несчастен. Первый альбом получился спонтанным, второй – искусственным. И Род Смоллвуд (менеджер Maiden) был единственным, кто понял это. Он сказал: «Ты все равно должен попробовать сделать что-то свое». Не уверен, что сам он понимал, о чем говорил (смеется), но я ушел из группы. Именно это я и сделал.

Что Вас разочаровало — музыка или жизнь?

Мне не нравилось то, что я сочинял. Чем большего успеха я добивался в Maiden… У меня сложилось странное отношение к No Prayer For The Dying. На мне, как и на всех остальных, лежала ответственность за мысль «Что ж, давайте пойдем в какой-нибудь подвал и запишемся на каких-нибудь допотопных аппаратах». И в результате… Что касается продюсирования, это мой самый нелюбимый альбом.

В то время как раз появились Dream Theater, и мне в руки попали какие-то их демо-записи. Эти демо были просто удивительными. Я разыскал Нико Макбрэйна и сказал ему: «Послушай эти демо, сделанные в какой-то маленькой студии, а потом послушай нашу последнюю запись. Тут что-то не то. Так быть не должно». Почему повсюду не бьют в набат? Почему по улицам не снуют пожарные машины?

Что, все было и впрямь настолько плохо?

Я был несчастен. Мы выпустили следующий альбом Fear Of The Dark. Мы старались изо всех сил. Стив построил студию возле своего дома…

Был ли он согласен с Вашей точкой зрения?

Нет, думаю, на самом деле не был. Не уверен, что он когда-нибудь публично признает, что все шло не так и, следовательно, надо было что-то делать.

Может быть, это просто гордость?

Да. И мне она понятна. Нельзя загнать кого-то в угол и сказать: «Признавайся». Он внес большой личный вклад, ведь он потратил уйму денег на строительство студии. А потом он занялся еще и продюсированием. Не знаю, насколько я был уверен в том, что все это сработает.

Мы отправились в турне. В середине гастролей был большой перерыв, и я поехал в Лос-Анджелес к продюсеру Кейту Олсену. Он спас один из альбомов Дэвида Ковердейла. Кейт полностью переделал его, стилизовав под Led Zeppelin, и альбом разошелся миллионными тиражами. Поэтому я привез с собой все пленки, что у меня были, в надежде на то, что он как-нибудь спасет и нас.

И поможет Вам добиться успеха в Америке?

Ну да. Подтекст всегда был именно таким. И во времена Tattooed Millionaire Род говаривал: «Здорово, может быть, в Америке эта запись станет хитовой, тогда и Maiden там раскрутятся». Объемы продаж каждого альбома Maiden вряд ли превысят миллион, потому что Maiden не подходят под понятие радиоформата. А я мог бы ему соответствовать.

И он рассказал остальным участникам группы об этих своих планах?

Нет, нет, Боже упаси. Но дело в том, что любой мой успех, естественно, отразился бы на Maiden. Я сел рядом с Кейтом Олсеном и сказал ему: «Если мы просто свяжем все части воедино, это ведь не сработает, так? Я бы хотел все полностью переделать». Поэтому я на какое-то время поселился в Лос-Анджелесе и начал перезаписывать весь альбом.

Мне нравится третий альбом Питера Гэйбриэла. Он получился очень мрачным и жутким. Я хотел сделать столь же мрачную запись, чтобы больше не слышать реплик вроде «о, этот веселый парнишка из Iron Maiden». Был и один новый важный момент: я написал песню о своем отце. Между нами не было какой-то особой близости. Парни всегда хотят походить на своих отцов… Песня называлась Original Sin, я написал ее прямо в студии. Там в конце я просто визжал и орал: «Я не ты! Я не похож на тебя!»

Не кажется ли Вам теперь, что так Вы выражали свою подсознательную неудовлетворенность?

Подобные вещи проникают во все аспекты твоей жизни, а ты об этом даже не подозреваешь. Я ощущал себя абсолютно изолированным от остальных. Моя семья переехала, но мне и не хотелось жить с ними рядом. У Генри Миллера или еще у кого-то я прочел: «Всякое развитие – это необдуманный прыжок в темноту, и никогда не знаешь, где приземлишься». Я ухватился за эту мысль и постарался проанализировать свою жизнь, вспомнить все хорошее. Я понял, что где-то среди гастрольных графиков Maiden, среди отелей, дорог и всего остального я потерял свою способность действовать незапланированно. Поэтому я и решил уйти из группы. Непосвященному человеку такой шаг покажется абсолютно бессмысленным. Я как раз работал над песней Tears Of The Dragon. Она о том, как бросаешься в пучину, не зная, куда принесет тебя стремительный поток. Но куда бы он тебя ни принес, просто расслабься. Вот тогда-то я и позвонил Роду и сказал: «Сюрприз…»

И Вы сообщили ему, что уходите из Maiden?

Да. Я собирался позвонить и Стиву, но Род сказал: «Не надо, не делай этого, не тревожь его, он в Майами. Я сам с ним поговорю». Но мне все же следовало это сделать. Я должен был послать Рода ко всем чертям и сделать по-своему. Я все еще был членом команды, и мог бы им и остаться. Это были только разговоры – просто многозначительные разговоры. Не сказал бы, что кто-то отнесся ко мне недружелюбно. На самом деле, как раз наоборот. Мое решение было связано с тем, что происходило внутри меня. Я подумал, что раз уж я собрался сделать этот прыжок в темноту, то он должен быть настоящим, потому что только тогда люди воспримут его серьезно и поверят мне. В отзывах о предыдущем сольном альбоме меня задели фразы вроде «Боже, благослови эту бедную головушку».

Вы все так же стремились к коммерческому успеху?

Да (размышляет). Можно, конечно, убеждать себя в том, что отсутствие успеха – это само по себе блестящее достижение, как, например, Radio One. Это чистейшее искусство, но никому до него нет дела, никто их не понимает. Альбом Кейта Олсена приняли с неохотой, потому что все чесали затылки, не зная, что с ним делать. Справедливости ради следует сказать, что альбом Balls To Picasso Род и EMI оценили по достоинству. Все свои эксперименты я проводил на публике.

Вышло так, что Balls To Picasso тоже пришлось полностью переписывать и перезаписывать, потому что в Лос-Анджелесе я встретил Роя Z. Я услышал первый альбом Tribe Of Gypsies и понял: «Вот оно: то, что я искал!» Там были и душа, и страсть, и красота! Рой был большим поклонником Maiden. Мы написали вместе несколько песен, три или четыре. Я вернулся к привычному для меня рок-н-роллу. Никаких следов Кейта Олсена. Менеджеры облегченно вздохнули.

В итоге Balls To Picasso в Америке достаточно часто крутили по радио. В Штатах с этим альбомом вообще связана целая эпопея. Был там один парень из A&R, который лечился от наркозависимости. Он проходил курс реабилитации и все пытался встретиться со мной. А потом позвонила его секретарь: «Извините, но у него очень тяжелый аллергический шок». И от наркотиков, которыми они его напичкали, он раздулся, как воздушный шар. Вот такой вот курс реабилитации. А мне тем временем сообщили: «Думаем, тебе нужен дополнительный трек. Прилетай в Америку и запиши его». И когда я приехал туда, тот парень просунул мне под дверь кассету Aerosmith Rocks с припиской: «Что-нибудь вроде этого будет звучать очень круто».

А потом Вы сменили лейбл. Вы продешевили, уйдя от мэйджеров.

Продать в Европе пару сотен тысяч альбомов – не такое уж большое достижение для EMI. А для ребят, основавших лейбл Raw Power, это очень много значит. Поэтому лучше работать с небольшим лейблом и быть там крупной рыбой. По крайней мере, эти люди прямо отвечают на поставленный вопрос.

На тот момент я уже по горло был сыт ярлыками «экс-тот» и «экс-этот». Нужно было создать подобие группы, чтобы избавиться от них. Я был настроен очень оптимистично. Так появились Skunkworks.

Мы принялись записывать альбом. В Skunkworks я пытался сочетать привычный мне металл с так называемой альтернативой и гранжем. Меня раздражало существование этого противоречия. Ведь была же такая группа, как Soundgarden, – откровенно, явно металлическая – с чертовски хорошим вокалистом Перси Плантом, звучавшая, как Sabbath + Zeppelin. И я не мог понять, почему толпы подростков-металлистов их не признавали. Поэтому я немного поразмыслил и попробовал связать все воедино.

Но Вы не могли не понимать, что географически и артистически вы очень отличались от групп вроде этой. Такой шаг люди могли счесть подозрительным.

Знаете, как это ни странно, слово «подозрительный» не упоминалось.

Может быть, оно и не было произнесено, но, тем не менее, создавалось впечатление, что Вы не из их тусовки.

Да, и это меня злило. Я не был молодым и бедным, но многие из этих ребят тоже не бедные. Впечатления и реальность – это разные вещи.

Но Вы не можете притворяться наивным, рассчитывая, что публика безоговорочно Вас примет.

Мы спорили об этом и с Родом. Он сказал: «Ты всегда пел в стиле heavy metal. Ты не изменишься. Можешь попытаться, но ты уже намертво влип». Я с этим не согласен. То есть я не возражаю против того, что я – heavy metal-вокалист. Но только попробуйте сказать мне, что я не могу измениться, черт побери! Это фашизм от искусства. Как бы то ни было, мы с Skunkworks двинулись дальше.

Вы были настроены беспощадно?

В высшей степени беспощадно. Моя злость достигла предела, когда нас стали вставлять в совершенно неподходящие турне. Мы ездили вместе с Helloween, черт возьми! О, нет! Ужасно неуместное сочетание. Конечно же, мы были зажаты между молотом и наковальней, потому что, хотя группа и называлась Skunkworks, но это были Skunkworks Брюса Дикинсона. Любители альтернативы говорили: «Да ну, этот старый противный металлист», а поклонники металла заявляли: «Мы ненавидим этот чертов дерьмовый гранж». В конце концов, я и впрямь разочаровался. Я выдохся. Честно говоря, мне следовало прямо тогда стать гранжером, потому что я был очень зол, очень недоволен, да к тому же еще и беден.

Вы понимаете, почему все произошло именно так?

Да, но я все еще отказываюсь в это верить. Все дело в том, что я за человек. Дело в эго. Я должен был принять решение – продолжать мне в том же духе или вообще уйти из музыки. Лучше я от этого не стал. Я был зол и измотан. Я понял, что единственная причина всех моих горестей — чертовы объемы продаж. И если забить на всю эту ерунду, можно и дальше заниматься музыкой и быть свободным, можно снова прыгнуть в темноту, не зная, где приземлишься. И, возможно, тогда ты приземлишься… Получается, что в Iron Maiden. Все, что было мне в музыке предназначено – это Bring Your Daughter To The Slaughter.

Подумать только, это все, на что я был духовно и эмоционально способен.

Каково было сознавать это?

Как только у меня появились подобные мысли, я решил: «Что ж, поиграем в адвоката Дьявола и посмотрим, что будет дальше. Может быть, стоит сделать еще один альбом, а потом переключиться на что-нибудь иное. Это ведь далеко не все, чем я могу заниматься в жизни. Есть еще много разных вещей, которые приносят мне радость». Поэтому я распустил Skunkworks. Я сказал ребятам, что дела наши идут не так, как планировалось и, возможно, скоро они будут совсем плохи. А нам этого не хотелось, поэтому мы и расстались.

Представляли ли Вы тогда, что будете делать дальше?

Я не пошел в центр по трудоустройству населения. Я мог бы начать писать или уйти в кинобизнес – не обязательно сниматься, а, может быть, продюсировать. Я хочу сказать, что, работая в сфере музыкальной индустрии, я со всем этим соприкасался. Мне пришло в голову, что я мог бы заниматься кучей разных дел, если бы мне нужно было прокормить семью.

Имея в запасе столько возможностей, я захотел записать еще один альбом. Я был не очень-то уверен в успехе. Но тут мне позвонил Рой Z. У него была пара песен, которые он хотел мне сыграть. Это был металл, от которого я два года пытался отделаться. Но он начал с фразы «Ты один из тех немногих, кто понимает, как это делать, потому что выросло уже несколько поколений музыкантов, которые не имеют об этом ни малейшего представления». Я подумал, что он прав. И через два дня вернулся в Лос-Анджелес. Вот так неожиданно появился Accident Of Birth.

То есть этот альбом был не просто уловкой, с помощью которой Вы хотели вернуться в Iron Maiden?

Нет, нет. Даже название возникло в ходе одной моей случайной беседы с мамой. Как-то ночью у нас с ней был долгий откровенный разговор, и она рассказала мне, что я был… «крайне незапланированным ребенком», скажем так. Тогда, в 50-х, были такие таблетки, которые принимаешь не каждое утро, а раз в месяц. Очевидно, это не всегда срабатывало.

А раньше Вы об этом не знали?

Нет. Я хочу сказать, что я был… Я записал эти слова – рожденный случайно, – когда она их произнесла. И, начиная с того момента, все пошло-поехало; так и катится до сих пор.

И Вы выпустили еще один альбом.

Да, Chemical Wedding. На мой взгляд, это самый удачный из моих альбомов. Он продается не так хорошо, как Tattooed Millionaire, но мне на это наплевать. Chemical Wedding сделан на более высоком уровне, чем все мои предыдущее работы.

Так почему же Вы вернулись в Iron Maiden?

Maiden – это тоже в некотором роде прыжок. Любопытно было поглядеть, что произойдет, потому что мне казалось, что мы сможем снова пойти в гору. Где-то внутри себя я очень счастлив, что я – это я. И я хотел привнести это в Maiden. Я подумал, что хорошо бы выпустить еще один альбом вроде Number Of The Beast и Piece Of Mind. С Brave New World нам это действительно удалось. И первое турне в поддержку этого альбома было фантастическим – никаких стрессов, никаких ссор.

Между Вами и Стивом?

Стив… Ему бы не понравилось то, что я сейчас скажу. Стив изменился. Это связано с возрастом, старением, умиранием. Дети, разводы, смерть близких людей – все это оказывает на нас сильное воздействие, и, как ни старайся, никуда от этого не денешься.

Accident Of Birth и Chemical Wedding получились более металлическими, чем последний альбом Maiden. Стив не стал бы оспаривать мои слова, потому что первый объявил бы о своей уверенности в том, что Maiden – уже не металлическая группа в том смысле, какой несет в себе это слово в наши дни. Я думаю, он понимает, что есть жизнь вне Maiden и настанет время, когда Maiden прекратят свое существование, но жизнь все равно будет продолжаться.